История Макса. Глава 17

[fuchoin]

Я тут что-то задумался, что как-то маловато в тексте колорита страны и эпохи, что как-то картинка не видится. А еще появилось рабочее название всего этого - "Расплата за будущее".
И, собственно, новая глава, написанная при помощи  Мидо Бана. Надеюсь, в матчасти мы ничего не напутали.)))))

Глава 17
Боль была везде — в крови, в мыслях, в дыхании, она вливалась в легкие вместе с воздухом, оставаясь в теле и приумножаясь, хоть с каждым вдохом казалось, что дальше уже некуда. Очень хотелось перестать дышать вообще, но это бы означало прекращение жизни, а умирать было еще рано.
Почему-то заявление Макса о том, что он видел будущее, особенно разозлило Великого Магистра, и он приказал мэтру Эмилио применить все свое искусство, не жалея узника. В конце концов, палач сам прекратил пытки, сказав, что в противном случае тот просто умрет, так ничего и не рассказав. Для самого же графа последние сутки сейчас представлялись чем-то находящимся за пределами реальности, потому что человек при жизни просто не может оказаться в аду. Он не помнил ни что с ним делали, ни как притащили обратно в камеру, потому что находился в черно-багровом коконе боли, сквозь который не пробивались ни звуки, ни свет.
Но вдруг стена кокона дала трещину, и Макс услышал чей-то тихий голос, произносящий что-то на полузнакомом языке. Затем почувствовал прикосновения, и они не несли новых страданий. Сделав над собой грандиозное усилие, он разлепил веки и увидел, что его в который уже раз растянутую руку ощупывают чьи-то смуглые пальцы. Но удивился не этому, а тому, что сумел все это разглядеть. А ведь и верно, в камере почему-то светлее, чем обычно. Или это очередное видение?
Пальцы переместились к плечу, а затем прошлись по боку, касаясь свежих ран, но не делая боль сильнее. Но Макс все равно вздрогнул, инстинктивно пытаясь отшатнутся — он слишком хорошо усвоил, что прикосновения не могут нести ничего, кроме страдания.
-Тише, тише... Уже все, - проговорил рядом кто-то.
-Вы... кто?.. - пересохшее горло способно было издавать только сипение.
-Меня зовут Махди ибн Умар, я сын Умара ибн Хусейна, честь семьи которого вы некогда спасли. Я тоже лекарь..
Голос был молодой, а говорил его обладатель с сильным акцентом.
-Как вы... здесь... оказались?
-Я нанялся на должность тюремного врача. Так я смогу помогать вам — это самое малое, чем наша семья может вас отблагодарить.
-Барона де Бриена благодарите... Мы тогда были вместе...
Махди легкими касаниями начал смазывать спину и бока Макса, сплошь покрытые глубокими рубцами, какой-то пряно пахнущей мазью. При этом раны сперва вспыхивали острой болью, но та быстро проходила.
-Это настойка подорожника и прополиса на духе вина, - пояснял лекарь, - знаю, что вы интересуетесь медициной.
-На духе вина?
-Вещество, делающее вино пьянящим, но оно же вкупе с другими компонентами не дает развиваться воспалению, если в рану попала грязь. Ваши руки я уже промыл и сейчас перевяжу.
Лекция арабского врача слегка отвлекла Макса от боли, а на душе стало немного спокойнее — теперь хоть от кого-то можно ждать помощи. Ведь как бы мужественно граф не вел себя на допросах, как бы не готовился умереть, унеся с собой тайну рукописей, ему все равно было страшно. Особенно страшно, когда он оставался один на один со своей болью в камере. Некого было позвать на помощь, когда становилось совсем плохо, не с кем было поговорить, чтобы прогнать мрачные мысли и подступающее отчаяние. Он много молился, но даже молитва спасала не всегда — накатывающий страх ослаблял веру. Однако, несмотря на маловерие, Бог послал ему этого человека.
-Мне вас Бог послал, - повторил свои мысли вслух Макс.
-Я рад, что могу чем-то вам помочь, - в голосе послышалась улыбка.
Запахло дегтем, а потом Махди аккуратно стал бинтовать кисти рук узника, причем, пока он это делал, боль начала слабеть.
-Как же наша медицина отстала от вашей! - искренне изумился граф, наконец обретая возможность связно говорить.
-Я сейчас помогу вам сесть, только постарайтесь не делать резких движений, - попросил лекарь.
Процедура перемены позы заняла гораздо больше времени, чем хотелось бы, но теперь, сидя на одеяле и опираясь плечом о стену, Макс наконец смог рассмотреть своего помощника. Скорее всего, Махди был немного моложе своего пациента, но черная, аккуратно подстриженная борода добавляла ему лет. Смуглое лицо с благородными чертами было красиво несколько хищной красотой - такому человеку куда больше подошла бы сабля, нежели склянки с лекарствами. И, тем не менее, говорил он мягко и действовал осторожно, не причиняя лишней боли.
Лекарь зачерпнул кружкой чистой воды из ведра и добавил туда несколько капель какого-то снадобья.
-Выпейте, это принесет вам облечение и поможет заснуть. А когда проснетесь, будет уже намного легче.
-Благодарю вас, - Макс протянул перебинтованные руки к кружке, но Махди сам напоил его, сказав, что повязки лучше не тревожить.
-Скажите, как Ар... барон де Бриен? Что с ним сейчас? - утолив жажду граф почувствовал себя намного лучше.
-Он ничего не говорил о себе, - покачал головой врач, - мы встретились с ним в городе, когда я сопровождал отца к одному из пациентов. Но, как я понял, он прилагает все усилия, чтобы спасти вас.
Макс нахмурился. Если Арман пойдет против Ордена в открытую, ему несдобровать.
-Передайте ему, пожалуйста, если еще увидите, чтобы лучше уезжал из страны, пока еще есть возможность. Меня он не спасет, а себя погубит! - горячо воскликнул Максимилиан.
-Передам. Но ваш друг — настоящий мужчина, поэтому не бросит друга в беде, - покачал головой лекарь.
-Мне было бы намного легче, если бы он уехал, - вздохнул граф, - по крайней мере, за него можно было бы не бояться.
-Положитесь на волю Всевышнего. Он рассудит все так, как дОлжно.
Макс хотел было еще что-то сказать, но веки его начали тяжелеть, а действительность сливаться с неземными видениями. Боль наконец отступила, отпуская свою жертву в сладкие объятия сна.

-Вам остается только молиться, господин, - развела руками повитуха, - такова, видать, воля Божья. Ребеночек лежит ногами вперед и обвит пуповиной, так что вот-вот задохнется.
-И что, ничего нельзя сделать? - на Армана было страшно смотреть. Казалось, де Бриен находится на грани помешательства и готов то ли придушить акушерку, которая не смогла спасти ни его жену, ни ребенка, то ли застрелиться самому.
-А что тут сделаешь? Ежели можно было бы разрезать ей живот и вынуть дитя, может, госпожа и выжила бы. Но где ж такое видано, чтобы живому человек чрево разрезать?
Повитуха пожала плечами — ей было все равно. За свою долгую жизнь она повидала немало смертей — в каждой семье из десяти детей выживало двое-трое, поэтому трагедия какого-то там мужчины, пусть даже он трижды барон, ее совершенно не трогала.
-Убирайся... - страшным голосом проговорил Арман.
Аврора уже не стонала. Она лежала на кровати, едва выделяясь на фоне белоснежных простыней и кружевных подушек, и тяжело дышала. Молодая женщина была то ли без сознания, то ли просто не имела сил даже открыть глаза.
Светало, но восходящее солнце едва пробивалось сквозь плотные портьеры, которыми были задернуты окна. Восковые свечи догорали в шандалах, и небольшая, но пышная спальня по-прежнему была погружена в ночной полумрак. Очень подходящая обстановка для того, чтобы попрощаться навеки со своей семьей.
Арман сел на стул рядом с кроватью и взял жену за ставшую совсем прозрачной руку. Та оказалась безвольной и холодной, точно у покойника, и это особенно напугало молодого барона. Однако предаться горестным мыслям ему не дала раздавшаяся за дверью возня, возглас служанки: «Ваше сиятельство, туда нельзя!!» и влетевший в спальню Макс, который едва не столкнулся с собравшейся уходить акушеркой.
-Что тут случилось?! Аврора больше не кричит, детского плача я тоже не слышу. Арман!
Но тот лишь посмотрел на друга безумными глазами. Макс что-то пробормотал под нос и вцепился в повитуху, которая все еще мялась у выхода:
-Что с баронессой и ребенком?!
-Пуповина обвилась вокруг шеи, сам он родиться не сможет, господин, - повторила та слова, сказанные до того де Бриену.
-И что, нет никакого способа спасти хотя бы мать? - Макс с ужасом посмотрел на угасающую на глазах Аврору.
-Ежели бы он был, я бы его знала, - пожала плечами повитуха.
-Она сказала, что надо разрезать ей живот, - каким-то чужим голосом проговорил Арман.
-Я этого не говорила! - взвизгнула акушерка, запоздало спохватившись, что произнесенные недавно слова могут быть обращены против нее.
-Неважно... - как-то рассеянно пробормотал д'Альбер, - в этом есть рациональное зерно...
-Ты о чем? - ошалело уставился на него барон.
Но Макс не ответил, что-то обдумывая, а потом решительно тряхнул головой и бросил:
-Есть шанс спасти их обоих или хотя бы Аврору. Я ничего не гарантирую, но попытаться стоит — мы ничего не теряем.
-Ты это серьезно?
-Серьезнее некуда. Но, повторяю, я ничего не обещаю, потому что знаю вопрос только в теории, - Макс говорил быстро, хищным взглядом окидывая комнату, - так, прикажи принести сюда все подсвечники, какие есть в доме. Пусть тут будет светлее, чем днем.
-Ты? Собираешься сам принимать роды??
-Попытаюсь, но предупреждаю: результат не гарантирую, - голос графа звучал непривычно строго. Де Бриен, ошарашенный таким напором, только кивнул.
-Господин, я могу идти? - напомнила о себе акушерка.
-Нет! - рявкнул Макс, - будешь помогать. Мне понадобится твой опыт. Как зовут?
-Орели, господин. Орели Лессар, - женщина как-то сразу растеряла свое хладнокровие и самоуверенность. Граф кивнул и пробормотал:
-Плохо, что у меня нет инструментов... Арман, мне понадобится очень острый нож, желательно серебряный. Также шелковые нитки, игла, чистая вода и мыло, а еще бутылка арманьяка, - и, увидев, что барон уже собрался отдать соответствующие распоряжения, остановил его, - да, и прикажи, чтобы нож, иглу и нитки прокипятили.
-Зачем? - вытаращился барон.
-Я читал в арабских трактатах, что, если это сделать, гораздо меньше риск заражения крови. Действуй, не стой!
-Макс, ты действительно собрался разрезать ей живот?! - Арман стал белее простыней, на которых лежала Аврора.
-Да, я действительно собираюсь это сделать. Потому что Орели права, это единственный способ спасти хоть кого-то. Так поступают на Востоке, так поступали в древности, и это работало.
-Но ты же сам сказал, что никогда этого не делал...
-Я не собираюсь помогать чернокнижникам, - акушерка попятилась, - я порядочная женщина, а не ведьма!
-Если поможешь ему, озолочу, - барон так посмотрел на нее, словно обещал не наградить, а заживо сварить в кипятке. Орели снова попятилась, зашептала что-то, вроде «чур меня!» и выскочила за дверь.
-Если кому-то расскажешь, найду тебя даже на том свете и уничтожу, - крикнул ей в след барон.
-Плохо, что она ушла, потому что теперь помогать мне будешь ты, - нахмурился Макс, - и давай уже, делай то, что я сказал.
Через несколько минут в спальне действительно стало светло как днем, служанки принесли таз с теплой водой, кусок ароматного мыла и много полотенец, а еще спустя некоторое время Морис, личный слуга Армана, притащил другой таз, от которого валил пар. Там лежали два ножа — один стальной, другой серебряный из столового сервиза, несколько больших иголок и моток ниток. Бутылку с арманьяком также поставили на столик возле кровати.
-В этом доме есть опиат? - спросил Макс.
-Я не знаю... Нужно спросить у мэтра Анри, но он еще спит. И, думаю, не стоит его будить — лучше ему не знать о том, что мы задумали. По крайней мере, пока.
-Ты прав. Слуги, конечно, разболтают все, но позже, а пока нам никто не должен мешать, - кивнул Макс.
-Ваше сиятельство... - он резко обернулся на голос и узнал Клотильду, служанку, что едва не помешала ему жечь адские книги, - у моей бабушки есть склянка с опиумом. Она пьет его во время бессонницы. Я принесу.
-Давай, только живо! Арман, полей мне на руки. Чем меньше грязи, тем больше шансов, что у нас все получится.
Граф подошел к умывальному столику, где стоял большой кувшин с водой и таз.
-Макс, ты не боишься? - серьезно спросил де Бриен, - ведь это подсудное дело. Если власти узнают, тебя могут повесить или, того хуже, сжечь на костре...
-Мне нечего терять, друг мой, - коротко улыбнулся Макс, закатывая рукава рубашки по локоть и тщательно отмывая руки с мылом, - ты ведь тоже рискуешь, помогая мне.
-Ради Авроры и ребенка я готов пожертвовать жизнью.
-Ну, вот и славно. Теперь выгони всех слуг и запри дверь.
Он подошел к Авроре и пощупал ее пульс. Тот был слабый, едва ощутимый, хоть сердце и билось чаще, чем положено.
-Мадам, вы меня слышите? - позвал он.
Прозрачные веки чуть дрогнули, а обметанные белым губы шевельнулись в беззвучном ответе.
-Мадам, послушайте, все будет хорошо. Вы не умрете, ребенок тоже. Только вам нужно полностью довериться мне и ничего не бояться, - голос Макса звучал мягко и тихо, обволакивая сознание и успокаивая, - а пока выпейте вот это.
Он поднес к губам Авроры крепкий раствор опиума и влил ей в рот. Та судорожно глотнула.
Д'Альбер осторожно откинул одеяло, а затем и вовсе сложил его и бросил на одно из кресел. Затем взялся за подол батистовой рубашки, в которую была одета роженица, и резким движением разорвал ее до самого ворота, обнажая болезненно тонкое тело с большим и каким-то синюшным животом.
-Макс, что ты делаешь?! - возмутился Арман.
-А ты думал, операция производится сквозь одежду? - вскинул бровь тот, - поверь, я перевидал достаточно обнаженных женщин, а твоя жена устроена совершенно так же, как они. Лучше вымой ей живот с мылом, а затем хорошенько протри арманьяком — в книгах было сказано, что крепкий алкоголь тоже предотвращает воспаления.
Сама же Аврора даже не шевельнулась — то ли ей уже было все равно, что с ней сделают, то ли начал действовать опиум. Макс на минуту закрыл глаза, вызывая в памяти рисунки из медицинских трактатов, где изображалось положение плода в теле матери. Он не обладал памятью Армана, который мог с ходу запоминать большие тексты, цитируя их потом дословно, но все же, получив доступ к редким книгам библиотеки в Блуа, уделял достаточно времени изучению анатомии и медицины, поэтому сейчас без труда восстановил в уме нужную информацию. Он осторожно ощупал живот баронессы.
-Ребенок жив, но еле-еле. Нужно торопиться. Арман, будешь делать все, что я скажу, и не задавать вопросов.
Де Бриен кивнул, а Макс размашисто перекрестился, прошептал молитву и взял серебряный нож. Тот оказался действительно остро заточен, гораздо острее, чем того требовал столовый прибор.
-А если Аврора проснется? - осторожно спросил барон.
-Хорошо было бы привязать ее руки и ноги, но некогда, поэтому просто будь готов ее держать, если что. Другого выхода нет. Все, я приступаю. Если боишься вида крови, можешь отвернуться.
-Тебе говорили, что ты ненормальный? - нервно усмехнулся Арман, руки его дрожали, но в глазах была почти безумная решимость..
-Говорили.
По счастью, Аврора не проснулась ни когда Макс сделал небольшой Т-образный надрез, ни когда очень осторожно вынул перепачканного в крови и синего от удушья ребенка, вокруг шеи которого действительно обернулась пуповина. Он снял петлю и похлопал его по измазанному кровью боку. Новорожденный как-то судорожно дернулся, вдохнул и заплакал. Сначала хрипло и тихо, а потом все громче и громче. Д'Альбер перерезал пуповину так, как это было показано в медицинских трактатах, и только после этого сказал, повернувшись в другу:
-Поздравляю, у тебя дочка, - Макс показал ребенка ошарашенному и, кажется, готовому свалиться в обморок Арману и тут же досадливо пробормотал, - так, осталось завязать пуповину... Как же этот узел-то делается?..
- Дочка… - Арман держал тихо хнычущего младенца, словно драгоценную вазу, боясь не только как-то пошевелить, но даже дышать, - дочка, Макс! У меня дочка!
Он тихо всхлипнул, но тут же закусил губу, переведя взгляд на жену:
- Аврора, не бросай нас, умоляю! Я не справлюсь один…
- Арман, выкупай ребенка, - с нажимом повторил Макс. Друга нужно было срочно отвлечь на какие-то простые действия.
Сам же он прочистил рану, удалив послед (здесь графу просто повезло, поскольку он совершенно не представлял себе, как тот выглядит), а затем взял иголку и вдел в нее шелковую нитку. Максимилиан свел края раны и принялся сшивать их аккуратными стежками, после чего остатками воды смыл с живота баронессы кровь и смазал шов арманьяком. К сожалению, у него не было никаких заживляющих средств, поэтому он просто накрыл рану чистой тканью и только после этого проверил пульс Авроры.
-Она жива, - сообщил Макс другу, накидывая на молодую женщину одеяло, - и будем молиться, чтобы все так и оставалось.
- Молиться - это по твоей части, - хрипло ответил Арман, не отводя взгляда от новорожденной дочери, - а я... мне нужно выпить.
-Можешь допить остатки арманьяка, - Макс кивнул на бутылку, - и мне оставь. Только сначала запеленай ребенка. Умеешь?
-Да. У меня ведь был младший брат. Он умер в младенчестве, но я видел, как кормилица его пеленала.
Арман действительно достаточно умело завернул дочь, которая уже устала кричать и затихла, пригревшись на руках новоиспеченного отца, в одну из заранее заготовленных простыней и положил рядом с все еще спящей Авророй.
Макс же вымыл руки, подошел к Арману и протянул ему бутылку, в которой оставалось еще больше половины армяньяка. Бокалов не было, поэтому тот отпил прямо из горлышка, после чего молча протянул бутылку другу. Тот взял ее, и от барона не укрылось, что руки Макса дрожат, а сам он выглядит так, точно вот-вот потеряет сознание. Граф тоже сделал глоток горячительного, после чего вернул бутылку и, подойдя к секретеру, извлек письменный прибор и стал что-то быстро писать на листе бумаги.
-Ты что делаешь? - шепотом спросил Арман.
-Составляю рецепты того, что потребуется Авроре на первое время. Во-первых, ей нужно будет пить болеутоляющее, но опиумом не увлекайся, иначе она не сможет без него обходиться. Будешь давать ей смесь настоев ивовой коры и полыни. Также понадобится побольше отвара корня аира, чтобы протирать шов. А лучше всего, если ты раздобудешь где-то «кровь горы» - это снадобье иногда привозят с Востока. Благодаря ему моя рана от пули затянулась буквально за десять дней. И не давай ей в первое время много двигаться, чтобы шов не разошелся. Вроде все. Ах, да. Найди кормилицу поскорее.
Де Бриен сделал еще один глоток из бутылки и слегка осоловело посмотрел на друга.
-А ты что, уедешь?
-Да нет, конечно, - устало улыбнулся тот, - я буду делать перевязки. Нам лучше избегать контактов с лекарями и вообще поменьше распространяться о том, каким образом твоя дочь появилась на свет.
-А как же слуги?
-Морис тебе достаточно верен?
-Вполне.
-Тогда пусть расскажет всем, что акушерка оказалась просто шарлатанкой, а хозяйка смогла разродиться сама. Я лишь принял ребенка и перерезал пуповину — для того и нужен был нож.
Внезапно бутылка выскользнула из рук Армана и упала на пол.
-Макс... как я могу тебя отблагодарить?.. - голос барона прерывался, - ты сейчас не только их жизнь спас, ты мою жизнь спас!
Он подошел к другу и обнял его, прижав к себе так, что едва не хрустнули ребра.
-Будет забавно, если в благодарность ты меня задушишь, - сдавленно рассмеялся Макс, - и лучшее, что ты можешь для меня сделать, это проводить до спальни, а то, боюсь свалиться где-нибудь по пути.
-Да, да, конечно... - спохватился Арман, - но можно ли оставить их одних?
-Думаю, за несколько минут с ними ничего не случится, а потом ты сообщишь новость мэтру Анри, а он уж пусть озадачивает слуг. И погаси лишние свечи, они больше не нужны.
По пути к своим покоям Макс действительно несколько раз едва не упал, так что ему приходилось опираться на руку друга. Все плыло перед глазами от усталости, руки тряслись, как у столетнего старца, колени подгибались. Во время операции и при Армане д'Альбер держался — тому совершенно не нужно было знать, как он боялся, ведь одно дело ранить противника на дуэли и совсем другое — хладнокровно вспарывать живот беззащитной женщины, пусть и с целью спасения ее жизни. Да, именно ответственность за чужую жизнь, которая зависела от каждого его движения, больше всего и пугала графа. Он подумал, что эта ночь отняла у него лет десять жизни и, наверняка, стоила первой седины в волосах.
Как он добрался до кровати, Максимилиан уже не помнил.
А потом выяснилось, что у него началась горячка. Макс больше недели метался в бреду, и то время, что Арман не проводил с женой и дочкой, он просиживал у постели друга. Тот же лишь изредка приходил в себя, сразу порываясь подняться и идти делать Авроре перевязку. Барон убеждал его, что сам отлично справляется, шов чистый, воспаления нет и, по словам баронессы, болит уже меньше. Дочка тоже чувствовала себя отлично и значительно окрепла, благодаря усилиям приглашенной из деревни кормилицы. Крестины же были отложены до тех пор, пока Аврора не сможет ходить, а Макс не поправится — ведь Арман настаивал на том, чтобы именно он стал крестным его дочери.
За эти дни де Бриен успел много передумать. Его душа то взлетала к вершинам счастья, причинами которого были живые жена и дочь, и бесконечной благодарности Максу, благодаря которому это стало возможным, то низвергалась в пучину сомнений и подозрительности, ведь ржавчина ревности хоть и не в той степени, что раньше, но все-таки продолжала разъедать сердце барона. А вдруг это не его ребенок? Вдруг Мируар все-таки имел связь с Авророй, пока он, Арман, мотался по всей стране, влекомый государственными делами? Но потом он бросал взгляд на мечущегося в горячке друга, и сердце сжималось от жалости, ведь причиной болезни без сомнения стало нервное перенапряжение, испытанное д'Альбером во время операции. Поэтому он исправно менял смоченные в уксусе компрессы на лбу графа и пытался поить больного теплой водой и кормить бульоном.
Вставать Макс и Аврора начали практически одновременно — через две недели после памятной ночи. Причем, граф первым делом изъявил желание навестить свою пациентку, чтобы посмотреть, как заживает разрез, и, возможно, снять швы. Арман едва удержал его, заверив, что баронесса чувствует себя неплохо, никакого воспаления нет, и осмотр может подождать еще несколько дней.
-Ну и чушь ты в бреду нес, - улыбался Арман, радуясь, что его друг идет на поправку, - то тебя, видите ли, душили змеи, а то повторял «она лжет», да настойчиво так.
-Кто — она? - не понял Макс, глотая очередную ложку куриного супа, который только что принес Готье.
-А мне откуда знать? Ты не объяснял.
-Как интересно. Выходит, я знаю что-то такое, о чем сам не догадываюсь, - смеялся граф, становясь собой прежним — веселым и острым на язык.
Навещал Макса и совершенно счастливый от новоприобретенного звания дедушки Анри де Монтегю. По счастью, он ничего не знал о проведенной графом операции и полагал, что тот всего лишь принял роды вместо неумехи акушерки.
-Мируар, вы сами не представляете, что для нас сделали! Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас?
Максимилиан вежливо улыбался и говорил, что любой на его месте поступил бы также.
Приходила и Элен, но была предельно сдержана и заботлива. Лишь однажды, когда граф уже достаточно оправился, игриво заметила:
-Я знала, что ваши познания в женской анатомии простираются достаточно далеко, но не думала, что настолько.
Сам же Макс ловил себя на том, что наблюдает за всем этим будто бы со стороны. Спалив книги, он включил для себя обратный отсчет, понимая, что рано или поздно Орден нанесет удар.
Однако пока ничего не происходило, силы, благодаря стараниям Армана и пожилого герцога, возвращались, так что Макс уже не только ходил по комнате, но и мог прогуливаться по открытым галереям замка Монтегю, наслаждаясь вступившим в свои права летом. И, конечно, в первую очередь навестил Аврору.
Та встретила его любезной улыбкой и, как и ее отец, рассыпалась в благодарностях. Молодая женщина сидела на кровати, утопая в пене кружев, и, хоть была все еще бледна до прозрачности, более не имела на себе той печати смерти, что Макс заметил в ночь операции.
-Мадам, вы не будете возражать, если я осмотрю шов? - спросил он.
Аврора слегка зарумянилась, но протестовать не стала, видимо, рассудив, что после того, как д'Альбер видел ее полностью обнаженной, стесняться уже не имеет смысла.
-Уже почти не болит, - сказала она, - только, если делать резкие движения.
-Но мы с вами будем двигаться исключительно аккуратно, правда? - улыбнулся Макс, а Арман, который присутствовал при этом, слегка нахмурился. Он знал, что против фирменного взгляда друга — ласкового и насмешливого одновременно — не могла устоять ни одна женщина. Но, похоже, Авроре было не до того, поскольку она даже не взглянула в лицо д'Альберу, сосредоточившись на осмотре.
-Как вы думаете, все хорошо заживает?
-Все заживает просто отлично! - заверил Макс, - более того, я сейчас сниму швы.
С этими словами он пошел мыть руки, сказав Арману, что ему понадобятся самые маленькие ножницы, которые только получится найти.
Ножницы нашлись в числе туалетных принадлежностей самой Авроры, но больше всего Макса порадовало то, что за время его болезни друг раздобыл ту самую «кровь горы», а также пластырь.
-Арман, ты просто молодец! - с чувством сказал граф, - с таким-то арсеналом мы твою жену поставим на ноги за неделю!
Аккуратно сняв швы (Аврора сказала, что было совсем не больно), он стянул края слегка разошедшейся раны пластырем, подложив под него корпию, пропитанную чудодейственным восточным снадобьем, чтобы клейкий слой не повредил края разреза.
-Ну вот, теперь можно и о крестинах подумать, - заявил Максимилиан, вытирая руки полотенцем и накрывая Аврору покрывалом.
-Неужели это так горит? - поморщилась молодая женщина.
-Тянуть с этим не стоит, - покачал головой Макс, - хоть ваша дочь, слава Богу, здорова и, как говорит Арман, растет не по дням, а по часам, будет спокойнее, если у нее все-таки появится ангел-хранитель. Да и имя ей стоит дать, верно?
Крестили маленькую баронессу де Бриен в домашней церкви при замке Монтегю через десять дней после этого разговора. Аврора уже могла вполне уверенно ходить, правда, тяжести ей поднимать еще было нельзя, поэтому дочку держала на руках кормилица. Девочку нарекли Лилиан Луиза Изабель, что особенно растрогало Армана, поскольку Лилиан звали его бабушку по материнской линии, которую он в детстве очень любил. Макс помнил ее — веселую красивую женщину, которая до самой старости следила за собой и на любой вопрос имела остроумный ответ. А герцог де Монтегю даже прослезился и во время церемонии украдкой промокал глаза кружевным платком.
Торжество по случаю крестин было устроено скромное, поскольку Аврора была все еще довольно слаба, а вечером в замок прибыл курьер с королевским гербом и передал Арману предписание к утру прибыть в Лувр для исполнения обязанностей помощника главы правительства Сюлли.

С появлением Махди Максу стало полегче. Араб, как и его отец, был искусным лекарем, так что теперь раны заживали намного быстрее и больше не досаждали воспалениями. Руки, благодаря примочкам и компрессам, стали лучше слушаться, а пальцы больше не кровоточили, когда граф пытался играть на лютне, которая по-прежнему была в его камере. И даже спина, которая представляла собой сплошную незаживающую рану (а каждый допрос неизменно начинался с бичевания), успевала немного поджить в промежутках между пытками.
-Разве для того Аллах создавал людей, чтобы они мучили друг друга?! - набросился Махди ибн Умар на тюремщиков, когда Макса притащили бесчувственного после нескольких часов, провведенных в железной деве, - передайте своим хозяевам, что, если они будут продолжать в том же духе, заключенный не проживет и недели!
Тем не менее, он смог справиться и с этими ранениями.
А еще они с д'Альбером много беседовали. Макс расспрашивал арабского лекаря о всевозможных способах лечения и рецептах лекарств, известных на Востоке, а когда выяснилось, что тот в прошлом много путешествовал, то и о других странах. Оказалось, что Махди пять лет был придворным лекарем при дворе турецкого султана Мурада III, а затем еще два года личным врачом крымского хана Газы II Герая. Во время его похода на Венгрию в 1598 году лекарь покинул свиту хана и вернулся во Францию.
-Крым — очень красивое, но дикое место, - рассказывал Махди, - природа там похожа на юг Франции, но здесь нет такие причудливых скал, над которыми будто поработал искусный ваятель, какие есть в Крыму. Там много античный руин, поскольку эта земля когда-то принадлежала грекам, а затем римлянам, есть крепости, построенные генуэзскими купцами и загадочные пещерные города, где живет только ветер. Местом же моего пребывания был город, которому не исполнилось еще и ста лет — Бахчисарай, что означает «сад-дворец». Он пока еще совсем небольшой, но уже стал настоящей жемчужиной, а особенно прекрасен Изумрудный дворец, резиденция ханов, - лекарь говорил нараспев, полуприкрыв глаза, и, казалось, в камере находится только телом, а разум его вернулся туда, где навсегда оставил кусочек души, - почти круглый год в его садах цветут розы и журчат бесчисленные фонтаны, даруя покой и прохладу усталым путникам. Крыша дворца выложена черепицей зеленого стекла, отчего сверкает на солнце подобно изумруду...
-Вы скучаете по этой земле? - спросил Макс, завороженный незнакомыми названиями и фантастическими картинами, которые рисовались в воображении.
-Там осталось мое сердце и моя Эльмас, прекрасная, как сияние драгоценных камней в короне правителя.
-Почему же вы покинули ее? - с интересом спросил граф.
-Увы, я любил на расстоянии. Эльмас была обещана другому, я же не хотел идти против воли ее отца, весьма достойного человека. Поэтому и решил вернуться во Францию.
-Жаль, что мне так и не суждено посмотреть мир, - вздохнул Макс.
-Все в руках Аллаха, может быть, еще посмотрите.
-Это вряд ли. Если я и выйду отсюда, то только прямиком на Гревскую площадь, - невесело усмехнулся граф.
-Не всегда смерть бывает препятствием для осуществления задуманного...
-Что вы имеете в виду? - изумился Макс.
Но арабский лекарь промолчал, сосредоточенно бинтуя ему израненные запястья.

(продолжение следует)